History Repeats Itself

[gorkiy]

Я вспоминаю людей, вспоминаю события, вспоминаю истории, но хотя бы раз я хочу вспомнить себя. Под катом очень-очень много текста. Я вложил в него всю душу, но, как всегда, не рассказал всего, что хотел. Со временем я расскажу и о тебе, о тебе и о тебе, обо всех вас. Я хочу, чтобы вы хранили свои воспоминания так же бережно, как и я храню свои о вас. Прошу на минутку остановиться, устроиться поудобнее и послушать историю простого человека. Может, вы даже найдёте в нем себя?



(обязательный к прослушиванию!) Саундтрек к записи:

• Joe Anderson - Hey Jude



• Jeff Buckley - Hallelujah



• Starsailor - Counterfeit Life



• ムック - Libra



• History Repeats Itself - Yes Master



• The Flaming Lips - If I Only Had A Brain



• Killswitch Engage - My Curse



• ムック - Saishuu ressha ~Album Edit~



• Metallica - The Unforgiven



• Metallica - Nothing Else Matters



• Louis Armstrong - What a Wonderful World

-1

По крайней мере так поётся в одной малоизвестной, но, поверь мне, очень культовой песне. Хотя смысл был в другом - в человеческом притяжении, а если ещё точнее - когда гравитация окончательно падала, и все мы, словно "маленькие белые карлики", разлетались на миллиарды мелких кусочков, не выдерживая напора прожорливой чёрной дыры. Всё это будет дальше - и любовь, и ненависть, и расставание, и неверные шаги. Но пока что я хочу рассказать о другим. Думаю, во время чтения ты сам выстроишь логическую цепочку. Я говорю о жизни, с которой мы встретились, чтобы ранить друг друга. Не буквально, конечно: по-дружески, шутливо, кусая, словно щенки, друг друга за загривок. Когда я родился, я был чудесным и желанным ребёнком в семье простых, но очень гордых рабочих. Мои родители постарались сделать всё возможное, чтобы превратить меня из младенца, который так обильно орошал памперсы (хотя, к слову, тогда памперсов как таковых просто не существовало - пеленали чем придётся), в Человека Разумного с Головой на плечах. Получалось у них это на славу. Впоследствие, конечно, я многое упустил из того, что в меня так усердно впихивали. Я был нервозным и очень любознательным ребёнком, которому разобрать дорогой сердцу деда хронометр на шестеренки было куда милее, чем, к примеру, гулять во дворе. В конце восьмидесятых мы жили в трёхкомнатной коммуналке с очень разносторонними соседями. Сосед Андрей до безумия любил бильярд и умудрился купить (это в советское-то время!) и поставить у себя в комнате (!) настоящий "взрослый" стол для русского бильярда. Собственно, ему и отходит благодарность за то, что я полюбил эту игру. Если не на профессиональном, то по крайней мере на любительском уровне. Хотя что может карапуз "от горшка - два вершка"? Я банально падал каждый раз, когда мне вручали кий. Но ощущение было просто волшебное. Мне, пятилетнему, вручали вполне себе "взрослый" кий, табуретку и россыпь номерных шаров по всему столу. Я чувствовал себя взрослым уже хотя бы потому, что меня принимали в игру. Пускай в "поддавки", но Андрею хватило ума не высказывать свои истинные мысли ребёнку. Но Андрей - это светлое воспоминание по беззаботному советскому прошлому. Его подозрительная ко всему матушка, чьё имя я, к сожалению, тебе уже не скажу, была не самым приятным человеком, рядом с которым мне хотелось бы провести детство. Но деваться было некуда, поэтому каждый раз, когда особа появлялась на кухне, я просто напросто капитулировал, пока меня, не дай бог, не начинали тискать. Не смотря на свой образ домоседа, я был на удивление подвижным мальчиком, которому уже в младенчестве не сиделось на месте, будто на спинке уже вовсю прорезались озорные крылышки. Моя кроватка стояла перпендикулярно родительскому ложе, и часто, особенно по утрам, я делал невероятное сальто мортале и оказывался у них на кровати. Так вот моя подвижность, моё "шило", стала однажды причиной маленького бытового курьёза. Никто просто не удивился, что я тупо перепутал стороны и вылетел не на кровать, а на пол. Вот именно тогда моя мама поняла, какие у ребёнка могучие связки. Они позже сыграли ключевую роль в локальном "детсадовском" скандальчике. Я юркий. Меня трудно уложить спать, меня трудно заставить есть то, что я не хочу, меня трудно перекричать. У воспитателя просто не выдержали нервы - от всей своей широкой души (женщиной она тоже была достаточно широкой) она влепила мне могучую пощёчину. Моя мама, женщина крайне горячих кровей, стёрла её в порошок. Я ликовал и злорадствовал! Горячая материнская кровь и отцовский по-хорошему пофигизм стали причиной того, что я был и остаюсь очень эмоциональным человеком (а тогда ещё человечком), который судит о своих ошибках уже после состоявшегося факта, да и то не сразу. Несколько раз я ломал государственное имущество, ломая своим хрупким тельцем не одну казённую кроватку. Тихий час в любом детском саду проходил всегда бурно - с визгами, прыжками, разорванными подушками и кучей перьев. Меня всегда держали пускай не в жёстких рамках воспитания, но и избалованным ребёнком я никогда не был. Меня учили морали, простым человеческим догмам поведения, поэтому ближе к первому классу - билету во взрослую жизнь и проверке на стойкость - я был перевоспитан из озорного мальчугана в примерного первоклассника с дюже модным галстуком-бабочкой вызывающе сиреневого цвета и огромным букетом цветов. Поначалу мне пророчили будущее великого математика, физика или даже химика. По крайней мере простые арифметические задачки я щёлкал, как орешки. Неподалёку от моего тогдашнего места обитания была (и есть сейчас) школа с углублённым изучением математики, куда меня и пытались отдать на ближайшие десять лет. Я, шестилетний, обдурил представителей комиссии, которые пытались внушить ребёнку единственный правильный ответ в тесте, который, к их же удивлению, оказался единственно ложным. Правда, тогда я ещё не мог вкусить всех прелестей тщеславия и порадоваться своему кругозору и логике. Всё это напоминало интересную игру, которая впоследствие выветрилась классу к шестому. Романтика правильных ответов, идеальных шахматных партий, поиск истины, изучение аксиом и геометрических формул испарилась куда-то в иные вселенные. С математикой ничего не вышло. Будущее математика хранится ныне лишь в моей памяти, на самых дальних стеллажах с пометкой "необоснованные амбиции". Когда мои родители поняли глупостей преподавателей мат-школы, меня отдали совершенно в иную степь - иностранные языки. И когда до начала учебного года оставалось каких-то полгода-год, я нашёл себе своего первого школьного друга, который по мистическому совпадению (я - фаталист, поэтому в совпадения привык верить) оказался со мной в одном классе, хотя, к слову, предпосылок к этому не было ну совершенно никаких. Вместе с Ильей мы строили песочные баррикады, играли в солдатиков (которые чуть позже заменили компьютерные игры) и вели себя по тем временам крайне одиозно. Сказалось ещё и то, что его мама была достаточно известной актрисой в одном небольшом московском театре и была фигурой известной в около театральных кулуарах. У нас всегда был доступ к гриму, ты же понимаешь, во что это всё в итоге вылилось? Я захотел стать актёром, декларировать стихи (тогда ещё я не знал, кто такой Шекспир, поэтому стихи мы называли просто "стишками" и никак иначе), играть трагедию, сочувствовать всем сердцем нашей Маше, которая горько плачет, уронивши в речку мячик. Вкус к серьёзной литературе мне привили позже, классе в шестом, когда скрытой "пружиной" всего обучения была тема "изображение в литературе взаимоотношений человека с окружающим миром". Уже тогда, классе в третьем-пятом я понял, что окромя человеческого мира есть мир воображаемый, детский, где всё возможно, если только помечтать, представить. И на этой почве мы с моим другом пошли разными путями: он взрослел, тянулся к материальному, а я так и сидел над книжкой для внеклассного чтения "Маленькая дверь в большой мир", куда каким-то непостижимым образом угодил Толкиен со своим "Хоббитом". Школьные времена я, к своему удивлению, помню достаточно смутно, потому что, по сути, в то время ничего из себя не представлял: я был воспитан, немножко начитан, не всегда трудолюбив, но обязательно любознателен. Я был пустышкой - той самой, которой меня хотели видеть родители. Я исправно прозанимался каратэ четыре года, но бросил из-за того, что сенсей лупил нас своим дюже чёрным поясом по самому "стыду". Под японский счёт мрачного голоса мы отрабатывали удары, блоки, захваты, а в свободное время провозглашали себя брюсамили, джекичанами и саммохунгами. Самые стойкие, наглые и дерзкие повязали голову дьявольской красной повязкой, имитируя сатанинский оскал Боло Йенга, если ты понимаешь, о чём я. Ты рос тогда же, когда и я, поэтому, я уверен, помнишь, какой фильм увлекал всех мальчишек. Я был пустышкой, когда исправно ходил в библиотеку, чтобы написать доклад (интернет, где?). Я был пустышкой, когда исправно посещал дни рождения одноклассниц, краснея каждый раз, когда дело доходило до медленных танцев. Это называлось "коробочкой", ты помнишь: девочки и мальчики клали руки друг другу на плечи и талию соответственно, причем держались друг от друга покуда хватало длины рук. Сначала, во времена лагерной мистики (напомни как-нибудь, я с удовольствием расскажу), когда мы заставляли предметы проваливаться в пространстве, искали русские танки и винтовки в густых лесах и вязких болотах, это была Metallica и их несравненные Nothing Else Matters и The Unforgiven, а после... затонул Титаник и завыла Селин Дион - свежий, словно хвоя, запах свободы и по-хорошему хард-роковый блеск озорства ушёл в никуда. На время, затаившись и выжидая рецидива. Я заканчивал школу со смешанными чувствами - вроде бы было, а вроде бы и нет, причудилось? Я не хотел больше быть пустышкой, я хотел стоять в возвышении, смотреть сверху вниз, хотел самореализации, секса, любви, алкоголя, наркотиков. О той жизни мне напоминает лишь школьный альбом и взорванные башни-близнецы. Мой друг Андрей звонил мне и кричал в трубку, что началась война. В воспалённом мозгу, запертом в клетку, клокотала гадкая и грязная мысль: "наконец-то, хоть что-то происходит"! Я одёрнул себя вовремя, чтобы не сказать это вслух. Я не мог прочувствовать реальное положение вещей и тысячи загубленных душ. Мне было страшно от того, что человек, некогда превозносимый мной за искусство, музыку и литературу, может вот так просто взорвать всё нахуй! Страх за мир (во всём мире, хех) и волнение от того, что я, такая маленькая песчинка на бескрайнем пляже судьбы, впервые в своей сознательной жизни участвую в сотворении будущей истории, пускай и косвенно: я был, я видел! В будущем маячили выпускные экзамены, поэтому, после недели школьного обсуждения, все вернулись к своим собственным серым будням, Я сейчас вспоминаю эту учебную жизнь и понимаю, что она была подарком с небес - чтобы выходить то, чем я являюсь сейчас. Выходить, вскормить, закалить, вооружить. Она была такая длинная и в тоже время удивительно не к месту короткая, как оборвавшиеся стропы у парашюта.

-2

Птенчик вылетел из гнезда вовремя - просыпалась другая страна, куда безумнее предыдущей, более амбициозная в своих планах, более взрывоопасная, более... просто более. Я думал о том, как не хочу служить. Я боялся каждодневных избиений, муштры, насильного отупения - no memories, no thoughts, no life. Я не хотел глупеть, я не хотел спускать свою жизнь в туалет, я не хотел главного: penser de façon imagée, как говорят французы - потерять возможность излагать мысли через образы. Я не хотел "копать или не копать". Моя тонкая душевная организация и откровенно хилое телосложение (да, я до сих пор худенький) не пережили бы двух лет "экзистенциональной импотенции". Но благодаря своим родителям и некоторым актёрским талантам (ты же помнишь, как я хотел быть актёром - не от плохой жизни, а из-за большого, блять, таланта. =) ) мы смогли решить эту проблему. Неудивительным был и тот факт, что после школы с углублённым изучением немецкого я направился прямиком на иняз, причем педагогического профиля - учить детей тому, что я знаю сам, а отнюдь не иностранным языкам. Тогда же же я начал общаться с Кириллом, который на многие годы вперёд стал моим лучшим другом. И вот здесь уже начинается вакханалия. Именно здесь, в университете, просыпаются вс те грехи, которые так долго ютились в изголодавшемся по зрелищам уме. Подавлять их далее не имело смысла. Мы курили травку, напивались до состоянии прямоходящих свиней, валялись в снегу, в траве, обмениваясь совершенно галлюциногенными образами, творили, устраивали культурные диверсии, приставали в сети к девочкам с совершенно недвусмысленными предложениями, бегали голышом ранней весной, обувшись в одни кроссовки. Наконец, просто жили так, как подсказывали нам наши дикие и молодые сердца. Не испытывали совести, мучались совершенно идиотскими комплексами, пили жизнь до капли, до последней своей крови. Я познал тщеславие, злорадство, лицемерие, клевету... одиночество. И всё это был я. Я был груб с теми, кого любил, лицемерил перед теми, кого уважал, получал искреннее удовольствие от неудач других, я врал, как распоследний Пиноккио, прикрываясь тем, что у меня слишком богатое воображение, которые, увы, нельзя контролировать. Мы с друзьями оценили модное словечко "пафос", которые теперь используется каждым встречным-поперечным в абсолютно диких контекстах. Тогда мы называли себя "ценители пафоса". Мы хотели быть теми, кем, по сути, никогда не являлись. Но как, твою мать, было почувствовать себя хотя бы на некоторое время высшим обществом, иметь возможность среди ночи сорваться в суши-бар (которых, если ты помнишь, году в 2003-2004 было не так уж и много), вылакать несколько бутылок сливового вина, выкурить "ганеша" (они же "биди") и постичь дзен. И тогда произошло то, к чему я не был готов совершенно - я встретил её.


-3

Из нас четверых она выбрала меня, и я сломался, разум ушёл на переоценку ценностей, повесив на двери табличку "не работает". Я был смущённым, практически бесполым мальчиком, которого девочки всегда воспринимали в качестве объекта для своих сплетен, не более. Я не расчитал свои силы, любил безответно, безумно, как никогда и никто ещё не любил, но не получая ничего, кроме "дружеского содействия", просто напросто перегорел, лопнул, как стоваттная лампочка - вдребезги, опустившись на самое дно, увидев одиночество изнутри, без маски - это отвратительное и в то же время прекрасное лицо, которое стало моим единственным собеседником на время моей эмоциональной ссылки в тундру разбитых сердец. Лезть на стену было бесполезно, поэтому я просто смирился и угас - как будто и не было никогда того юношеского задора, впечатлительности, радости новых открытий.
Полтора года пролетели, словно секундное сияние фотовспышки. Я больше не видел своих ориентиров. Сердце билось ровно, твёрдо, уверенно, но вхолостую. Вероятно, если бы у тебя была возможность вернуть меня в прошлое, я не стал бы что-то менять. Это была моя жизнь, мой опыт, мои страдания и моё триумфальное возвращение на дорожку к следующей, лучшей жизни. Жизни без мыслей о прошлом, без оглядок на поступки прошлого, без сожаления.


-4

Я не писал тебе уже полгода. Ты знаешь, здесь столько всего поменялось. Тебе, как человеку верующему, будет просто понять: я подошёл к ещё одной черте, проверке на прочность, когда высшие инстанции, такие подобострастные нам с тобой, внимательно следят, каким будет мой следующий шаг. Первый я уже сделал - 14 декабря 2006 года, ты в курсе, да? Второй начался в сентябре и продолжается до сих пор. Он приносит боль и слёзы всем и каждому. Чувствую себя ударной волной, блять. Но он нужен нам с тобой, как дождь, который смоет пепел пожарищ, чтобы на его месте взошла и распустилась эта новая, такая пленительная жизнь.

Спасибо вам, ребята, что вы были и есть в моей жизни. Всем вам. За всё. Мне есть что вам простить, а что искупить собственными муками совести. Но я всё равно благодарен вам. И тебе, читатель, что не прошёл мимо.